Вера, труд и милосердие. История матушки Феодосии.

Я помню тот первый кадр — храм в Булзи, полуразрушенный, с провалившимися куполами, словно слепой старец, протягивал к небу свои израненные руки. И среди этого запустения — она, матушка Феодосия, бывшая Ольга Новгородцева, майор МЧС, а ныне монахиня, чья жизнь стала мостом между миром и вечностью.

Мой проект начался в 2012 году, но корни его уходят глубже — в те смутные девяностые, когда я, двадцатилетний юноша, искал в вере не утешение, а откровение. Крестился тогда не из конъюнктурных соображений, а из жажды света, того самого, что позже пытался уловить в своих работах. И вот, спустя годы, судьба привела меня к матушке Феодосии, женщине, чей путь от пресс-секретаря спасательного ведомства до монашеской кельи казался мне сначала парадоксом, а затем — чудом.

Она рассказывала мне о своём поиске, о том, как Валаам, стал её духовной родиной, как владыка Иов, вопреки всему, постриг её в монахини, оставив в миру. Её история — не житие святой, а исповедь живого человека, который, как и я, искал Бога не в догмах, а в тишине собственного сердца.

Я фотографировал её за работой — с кайлом в руках, среди груды кирпичей, в окружении добровольцев, приезжавших из городов, чтобы помочь восстановить храм. Её лицо, изрезанное морщинами, как старый пергамент, светилось той самой «лампочкой Куинджи», о которой я так часто думал. Это был не просто свет — это было отражение той внутренней работы, которую она проделала, чтобы из майора МЧС превратиться в матушку Феодосию.

Но что такое вера для меня, фотографа? Это не ритуал, не обряд, а тайна, запечатлённая в мгновении. Как тот день, когда мы вычищали храм: снег таял под ногами, солнце пробивалось сквозь дыры в крыше, а матушка, стоя на коленях, выскребала грязь из углов, словно вычищала грехи всего мира. Я снимал её тогда — и в кадре было не только её лицо, но и тени прошлого, и отсветы будущего.

Её монашеская община c четырьмя женщинами, казалась мне то ли аванпостом цивилизации, то ли её последним прибежищем. Они жили трудно, скромно, но в их глазах была та самая «любовь долготерпящая», о которой писал апостол Павел. И когда матушка говорила: «В миру — по справедливости, а в церкви — по любви», я понимал, что это не красивые слова, а её жизнь, её крест.

Мой фотопроект — не репортаж и не документ. Это попытка уловить то, что скрыто за внешним: свет, который пробивается сквозь трещины в стенах храма и в человеческих душах. Как писал Набоков, «истина — это то, что можно рассказать, лишь прикрываясь метафорой». Так и здесь: каждая фотография — это метафора, притча, вопрос без ответа.

Что останется после нас? Разрушенный храм, который мы восстановили? Или что-то большее — тот самый «узкий путь», о котором говорила матушка? Я не знаю. Но когда я смотрю на эти кадры, мне кажется, что где-то там, между светом и тенью, есть ответ.